- Да! Я его поимел!
- Ну вот. По этому делу вы и привлекаетесь в качестве подозреваемого. Статья сто двадцать один уголовного кодекса Грузинской ССР. Половое сношение мужчины с мужчиной, в скобках - мужеложство, наказывается лишением свободы на срок до пяти лет.
- Но это же я его поимел, а не он меня!
Следователь снял очки, добро улыбнулся
- Подозреваемый Гамсахурдиа... Ни следствие, ни советский суд - самый позволю себе заметить гуманный суд в мире - ни в малейшей степени не волнует, вы совершили половой акт в задний проход с Гечеладзе или он с вами. Это вы будете рассказывать своим сокамерникам, мне - не надо. В обвинительном заключении я вам одно и то же напишу, что вам, что Гечеладзе. Совершил акт мужеложства. Понятно?
- А как же антисоветская литература? Листовки?
- Да нахрен они нужны, с ними мараться. Не было - так и не было. Доказываешь, доказываешь - а толку то? Ну, буду я вам вменять сто девяносто - часть один. Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй. Какая там санкция максимальная? До трех лет лишения свободы, кажется? А вони - до неба. А вот по сто двадцать первой вы, Гамсахурдиа, пять лет получите и доказывать ничего не надо - сами признались...
- Это беспредел!
- Какой же беспредел?! Статья есть - есть! Вы с Гечеладзе акт мужеложства совершили? Совершили. И он и вы это подтвердили, разница - в деталях, причем несущественных. Закон - он одинаков для всех. Суд разберется.
- У нас за такое не судили никого и никогда. Я жалобу напишу, на имя Патиашвили!
- Патиашвили? Опоздали, вы немножко, Гамсахурдиа. Нету больше Патиашвили.
Гамсахурдиа обмер на стуле
- Убили?
- Почему убили? Что значит - убили? Состоялось заседание ЦК, все честь по чести. Освободили от должности по собственному желанию.
- И кто теперь? Шеварднадзе?
- Почему Шеварднадзе? На должность первого секретаря ЦК Компартии Грузии единогласно избран Игорь Пантелеймонович Георгадзе*. Боевой офицер, воевал в Афганистане, пока такие как вы за его спиной отсиживались и антисоветскую агитацию разводили. И друг с другом акты мужеложства совершали. Он нас и попросил помочь - республику от таких как вы мужеложцев очистить. Ему жалобу и напишете.
- Но Георгадзе не член ЦК!
- Ну и что? По уставу на эту должность может быть избран любой член партии, не обязательно член ЦК.
Гамсахурдиа опустил голову и вдруг протяжно, то ли застонал, то ли завыл...
- Подписывайте, Гамсахурдиа!
Обвиняемый никак не отреагировал, он то ли выл, то ли плакал.
- Хорошо. Так и запишем - обвиняемый ознакомился, от подписи отказался. Конвой!
В кабинет вошли двое конвоиров и еще один, видимо старший.
- Забирайте его, оформляйте в СИЗО. Постановление на него готово, прокурор подписал, завтра я цидульку** на него напишу...
- Товарищ следователь...
Следователь помрачнел
- Ну что опять?
- Товарищ следователь, нам его девать некуда. Последний автозак полчаса как отправили, больше не будет. Внутренняя тюрьма переполнена вся, и так в полтора раза больше нормы сидит, придет проверка - уволят за это. Куда нам его?
- А мне куда?! Мне что его, до утра так в кабинете оставить?! Или с собой в гостиницу взять?! Бардак! Кабинетов нормальных нет, первичный материал нормально собрать не могут! Куда хотите, девайте, хоть к решетке наручниками цепляйте, меня не волнует!
Конвоиры переглянулись.
- Куда его можно? Он там ... особо опасный или нет? Политика?***
- Да какая к чертям политика. Сто двадцать первая в полный рост.
Старший улыбнулся
- Так бы сразу и сказали, товарищ следователь... Ради такого пассажира - в любой камере потеснятся...
- Ну, вот и забирайте. Я и так больше трех часов сегодня переработал.
- Есть. Подозреваемый, встать! Руки за спину! На выход!
Его повели обратно, по уже опустевшему зданию, коридоры сменялись лестницами, лестницы - решетками. Стоять - лицом к стене - проходим - стоять - и все такое...
Сидевший внизу за столом у двери, открывающий проход во внутреннюю тюрьму КГБ офицер встал навстречу конвою
- Это еще что?
- Подозреваемый, товарищ майор. До завтра надо пристроить, завтра автозак заберет.
- Куда пристроить?! Во всех камерах не протолкнуться!
- По сто двадцать первой, товарищ майор.
- А-а-а... Так бы и сказали. Подозреваемый, лицом к стене!
Захрустел механизм замка потом еще одного. Грозно лязгнул засов.
- Проходим.
- Куда его, товарищ майор?
- В одиннадцатую давайте. Там таких нет.
- Есть!
Длинный, освещенный тусклыми лампочками под массивными плафонами-решетками, которые задерживали большую часть света и без того маломощных и грязных лампочек, отчего в коридоре всегда царил полумрак. Стены "шубой", бугристые и покрашенные в мерзкий темно-зеленый цвет. Стальные прямоугольники дверей. Неистребимая вонь мочи и кала, пробивается сквозь резкий, противный запах хлорки, создавая неповторимый, незабываемый аромат беды...
Кто не был - тот будет, кто был - не забудет...
- Стоять. Лицом к стене!
Один из конвоиров встал в проходе, держа наготове резиновую палку, второй держал у стены задержанного. Майор глянул в глазок, потом начал неспешно орудовать замками и задвижками.
- Пассажира принимайте!
- Гражданин начальник, да здесь места нету!
- Дышать нечем!