Сзади, подпрыгивая, и обнажив оружие, неслись двое порученцев.
- Стой!
Один из телохранителей мгновенно прикрыл собой Чебрикова, второй толкнул дверь пожарного выхода - и увидел черную точку автоматного ствола в нескольких сантиметрах перед своим носом. Прежде чем он успел что-то сообразить, сделать - да просто крикнуть - автомат плюнул огнем. Короткая очередь пришлась прямо в лицо и отбросила телохранителя назад.
Второй телохранитель, прикрывая собой генерала армии Чебрикова, сделал несколько выстрелов из АПС в проклятую дверь, выбивая из нее щепки. Он видел, как упал его товарищ, и понял, что произошло. По правилам надо было оставаться здесь, за поворотом коридора они относительно прикрыты. Но сзади тоже стреляли - если ничего не предпринимать, через несколько минут максимум нападающие будут здесь.
- Иди сюда! - телохранитель цепко ухватил трусящего порученца - мы должны прорваться! Если не прорвемся - хана всех положат! У тебя гранаты есть?
- Нету! - порученец был белым как мел. Какие к чертям гранаты у личной охраны, тем более в СССР - о чем вы? А этот - глядишь, в штаны наложит.
- Все равно! Прорываемся! На счет три - беги и стреляй! Понял?
- Да!
- Три-два-один! Пошел!
Разбитая пулями дверь открылась от пинка ровно в ту самую секунду, когда они выскочили в коридор, поливая пространство перед собой пулями. Человек, которого они увидели в дверях, внушал страх - здоровенный, почти квадратный, с бритой головой, в камуфляже, искаженное ненавистью лицо. Прежде чем вихрь автоматной очереди переломил обоих, телохранитель успел выстрелить три раза и три раза попал. Но человек даже не пошатнулся...
Генерал-лейтенант внутренней службы Геннадий Викторович Чернышов, до этого уже раненый, несмотря на боль - одна из пуль ударила в бронежилет, вторая - в руку, третья попала в лицо, порвала щеку и выбила зубы - спокойно перезарядил намертво зажатый в руках автомат, лязгнул затвором. Спокойно направился по затянутому пороховым дымом коридору вперед, по пути перешагнул через искромсанные пулями трупы порученца и прикрепленного. Завернул за угол коридора, посмотрел на уползающего от него человека, пожилого, в черном костюме. Он был седым, очки его разбились и глаза превратились в черные, втягивающие все в себя дыры - будто человек этот и не был вовсе человеком. Кровь заливала лицо Чернышова, боль настойчиво пульсировала в мозгу - но он не обращал на это никакого внимания. Человек полз от него, оставляя широкую кровавую полосу на мраморе - а он спокойно шел следом и смотрел на него.
- Кто вы? - спросил человек на полу, и голос его дрожал.
Бог шельму метит... Рикошетом попало, не спас коридор.
- За всех, кого вы сломали... - произнес Чернышов, соленая кровь потекла ему на подбородок.
В затянутом завесой порохового дыма коридоре третьего этажа здания Центрального аппарата КГБ на Лубянке загремела длинная, на весь магазин, автоматная очередь...
* Пять минут (румын).
Из материалов радиоперехвата
Агентство национальной безопасности США
Эшелон
AC1114318445
20 ноября 1987 г.
Г. Москва
Абонент А, позывной "Первый" - неизвестен, предположительно высокопоставленный сотрудник центрального аппарата КГЬ СССР
Абонент B, позывной "Восьмой" - неизвестен, предположительно высокопоставленный офицер одного из подразделений КГБ СССР, дислоцированных в Подмосковье
Связь на частоте......, продолжительность сеанса три минуты восемнадцать секунд, связь прерывалась интенсивными помехами, шифровальная аппаратура не использовалась, передача велась открытым текстом. Данная частота связи в обычных обстоятельствах специальными службами СССР не используется.
А: Восьмой, Восьмой ответь Первому! Восьмой, ответь Первому!
Помехи.
А: Восьмой, ответь Первому, Восьмой, ответь Первому! Всем кто меня слышит, всем кто меня слышит!!!
В: Восьмой, это Первый! У нас все линии связи отключились, в том числе ВЧ. Что происходит?
Помехи
А: У нас чрезвычайная ситуация, мы под огнем! Неизвестные штурмуют здание!
В: Первый слышу плохо, повторите!
А: Восьмой, неизвестные лица штурмуют здание центрального аппарата, до ста человек! Они прорвались на первый этаж, ведут огонь! Приказываю выдвигаться...
Связь прервана помехами, больше не возобновлялась.
Перевод: Б. Хэйс.
Два борта из Афганистана - оба Ил-76 - прибыли на авиабазу "Кубинка" под вечер. Оба они хорошо были известны посвященным - Черные тюльпаны. Этих самолетов сейчас осталось два - один летал по северным регионам страны другой - облетал со своим страшным грузом юг. Самолеты, на которых развозят убитых, по городам и весям огромной страны. Нет, не убитых кстати - погибших при исполнении интернационального долга. Хотя для убитых горем родителей, у которых погиб сын, и часто единственный - разницы то особой нет, и им не красивые слова про героизм нужны а сын. Живой. Вот только не вернуть его уже. Не замолить грехи.
Но можно отомстить. Жестоко.
Самолеты сразу загнали в спецсектор, отогнали любопытных, какие найдутся в любой воинской части. На аэродроме целый день черти что творилось, уже приземлилось несколько бортов со своей охраной, а сейчас они уже загрузились и один за другим выруливали на взлетку, два из них уже были в воздухе. С тюльпанами же было все понятно, и смысл мер безопасности тоже был понятен: в Афганистане что-то произошло, отчего погибло разом несколько десятков пацанов, если не больше - столько, что пришлось доставлять двумя самолетами. Про Афганистан в новостях врали, врали безбожно - в одном репортаже разрешалось показывать не больше одного убитого и двух раненых, акцент следовало делать на помощь воинов Советской армии в установлении мирной жизни в Афганистане. Офицерье - те кто совесть еще не потеряли - пили водку и матерились сквозь зубы, не понимая - почему бы просто не сказать правду. Вот просто - правду, самую обыкновенную правду, о том что там происходит. Что там - наши девятнадцати - двадцатилетние пацаны насмерть стоят против озверевших от анаши и крови исламских экстремистов, которые отрубают пленным головы и выпускают кишки. И если их никто не остановит - там, в чужих горах - потом получится так, что отбивать их уже придется в своих. Народ бы понял. Вот только пришлось бы отвечать... почему воюем восьмой год - а победой не пахнет. Ох, пришлось бы отвечать...